Новости политика Россия - iCity.life Пермь

Примечание редактора: Как Россия и Запад расценивают друг друга? Каковы взгляды экспертов на конфронтацию между Россией и Западом? Как ученые объясняют российско-украинскую войну и гамбит России в Сирии? Каковы корни западной мифологии о России, и почему Запад оказался не в состоянии спрогнозировать и понять траекторию российского движения? Это тринадцатая часть эссе из серии, в которой делается попытка ответить на эти вопросы. Двенадцатую часть можно прочитать здесь.

Цивилизации в состоянии упадка вынуждены импровизировать ради собственного выживания, однако такие импровизации зачастую имеют самые драматические последствия для остального мира и могут даже ускорить этот упадок, а не затормозить его.

Сегодня Россия демонстрирует логику такого рода, которую можно назвать образцом самоубийства в вопросах государственного управления. Сначала Кремль создает проблему, а затем, пытаясь ее решить, порождает еще более серьезные проблемы. Аннексия Крыма в марте 2014 года была для России отправной точкой в губительном, и как кажется, предопределенном пути. При нынешнем режиме Россия вряд ли сможет сменить курс. За аннексией последовала необъявленная война против Украины, которая отвлекла внимание мирового сообщества от Крыма, но создала самые негативные последствия для России (как внутренние, так и внешние). Кремль начал искать пути выхода из украинского кризиса и втянул Россию в сирийскую трясину.

«Сирийский проект» имел целью вернуть Россию в мировую мегалигу. Маргинализованное государство не может быть сверхдержавой, а это для России является одной из ключевых основ в системе самовластия. Время — это крайне важный фактор. Занятая собственными проблемами Европа и американский президент, завершающий свое пребывание на посту, дали Кремлю то, что он посчитал благоприятной возможностью. Кремлевская политика «принудительных свиданий», состоящая в наращивании давления с целью принудить объект желания к диалогу или сотрудничеству, должна была убедить западных лидеров согласиться на новую сделку, дабы Россия перестала их терроризировать.

Российско-американское сотрудничество по Ирану создало впечатление, что точно так же можно поступить и в вопросе Сирии. Збигнев Бжезинский в связи с этим написал:

Можно было подумать, что следующей фазой преодоления сирийской проблемы станут новые усилия по ее разрешению…. Вместо этого Москва предпочла военное вмешательство, но без политического и боевого взаимодействия с США…. В лучшем случае это была демонстрация военной некомпетентности России; а в худшем — свидетельство опасного стремления подчеркнуть политическое бессилие Америки.

Я бы добавила, что для интервенции в Сирии у Москвы была еще одна причина: отказ Обамы от кремлевской идеи создать «большую антитеррористическую коалицию». Из-за такого отказа Москве пришлось обратиться к политике «принудительных свиданий».

Кремлевская война в Сирии усилила не только дестабилизацию на Ближнем Востоке, но и террористическую угрозу внутри России и для России. Когда Москва начала действовать в Сирии, стала неизбежной (хотя и неожиданной для Кремля) ее конфронтация с Турцией.

В марте 2016 года Москва объявила о выводе «основных сил» из Сирии, и это ее заявление вновь озадачило весь мир. В ходе российской военной кампании не были достигнуты такие заявленные Кремлем цели, как укрепление сирийского государства и предотвращение распространения исламского радикализма. Но Кремль преуспел, по крайней мере, частично, в выполнении своей настоящей задачи: он вырвался из международной изоляции и заставил Запад воспринимать себя в качестве той силы, которую нельзя игнорировать. Он также отодвинул украинский кризис на периферию международной сцены. Более того, Москва снова начала использовать военные рычаги в качестве инструмента международных отношений. Но окончание холодной войны показало, насколько катастрофической может оказаться военная эскалация для системы, находящейся на продвинутой стадии упадка. Для России она может стать даже более губительной, чем для Советского Союза, поскольку она гораздо сильнее зависит от Запада.

Поэтому исход рискованных выходок Кремля становится неопределенным. С одной стороны, он добивается успехов в своей внешней политике, формируя для себя новую легитимность внутри страны в момент, когда внутренние ресурсы на исходе. С другой стороны, стало очевидно, что связь между внутренней и внешней политикой слишком дорого обходится и может стать бомбой замедленного действия. Сегодня Кремлю приходится вести необъявленную войну на Украине, продолжать войну в Сирии и конфронтацию с Турцией. Если эти конфликты закончатся, ему придется искать новые обоснования для своей модели выживания, в которой страна находится на военном положении. Между тем, россияне, превратившиеся в общество потребления, не намерены неопределенно долго жертвовать своим благосостоянием ради войн и поиска врагов, которые не имеют очевидной связи с их интересами. Действие военно-патриотического наркотика начинает ослабевать.

Пытаясь найти равновесие между конфронтацией и сотрудничеством с Западом, Кремль подает противоречивые сигналы. Время от времени возникает впечатление, что он решил переключиться на роль миротворца. «Мы не заинтересованы в конфронтации между Россией и Западом», — это один из любимых лозунгов Лаврова. Российский министр иностранных дел снова и снова повторяет: «Несмотря на недружественные шаги наших западных партнеров, мы продолжаем борьбу против сползания к примитивной конфронтационной модели». Он делает все возможное, дабы убедить тех, кто все еще верит в эти высказывания.

Но конечно, российскую симфонию надо слушать целиком. Этот дружелюбный аккомпанемент не в состоянии заглушить гораздо более громкую и важную мелодию: «Россия не намерена отступать». Россия отказывается жить в состоянии полуоккупации, заявил Путин, начиная в 2007 году свою знаменитую речь в Мюнхене. Лавров объяснил, почему Россия недовольна:

Наши западные коллеги взяли курс на сохранение любыми средствами своего доминирования в мировых делах, на захват геополитического пространства в Европе…. На каждом этапе развития кризиса наши американские коллеги, а под их влиянием и Европейский Союз, предпринимают шаги, ведущие к эскалации.

Ему вторит председатель Государственной Думы Сергей Нарышкин: «США заинтересованы в нестабильности, так как она дает им возможность продолжать старые разбои, а кроме этого начинать новые». Миролюбивые заявления, не правда ли? Российская война в Сирии и конфронтация с Турцией указывают на то, что Москва может надеть военную каску когда угодно и где угодно. Но конфронтация — это не цель Кремля, ни в коем случае! Российская правящая клика —не камикадзе, хотя порой эти люди кажутся таковыми. Конфронтация, а вернее угроза конфронтации — это средство по созданию благоприятной международной среды для Российской Системы, инструмент, призванный заставить Запад согласиться на игру Кремля и оправдать антизападную изоляцию российского общества.